Это было в ноябре две тысячи пятого года. Я тогда, приехав из Кореи, воодушевлённая удачным вояжем, начала агитировать всех своих родных и близких на поездку туда, посмотреть страну да денег подзаработать. Помогала им с документами, показывала дорогу, вплоть до самых мельчайших подробностей. Рисовала маршруты во Владивостоке с железнодорожного вокзала и до корейского консульства, а затем от консульства до дешёвой гостиницы. К слову сказать, все отправленные мной родственники уехали без проблем, сами сдавали документы в консульство, без посредников, а затем выезжали в Корею. Документы для консульства я заполняла им ещё дома.
Восьмого ноября должны были уехать первые. Мой братишка Володя, зять Тумэн и Слава, муж троюродной сестрёнки. В дорогу выехали из дома поздно вечером, поезд отходил в полдень. Мы с папой поехали провожать их. По дороге заехали в оронгойскую буузную, хорошо покушали и, как водится, на дорожку выпили водки. Помню, всю дорогу, начиная от дома, пели песни. Тумэн у нас хорошо поёт, да и мы не отставали, конечно. Весело пролетело время, и под утро мы уже подъехали к городу. Как вдруг, резко, слово за слово мы с братишкой сцепились и разругались в пух в прах… Мы очень резкие все… И всегда говорим правду в лицо. А я, с моим-то характером, cчитаюсь в своей семье самой спокойной. “Мамин мягкий голос и папин взрывной характер”,- говорит про меня папина подруга тётя Валя.
А тогда, ночью, в ответ на мои многочисленные ЦУ, братишка накричал на меня:
– Деньги, деньги, деньги!!! Ты всегда думаешь только о деньгах, мы для тебя не люди! Тебя волнуют только деньги!!!
– Ты едешь на мои деньги, учишься на мои деньги, и я имею право указывать тебе! Сколько бы тебе ни было лет, я всегда буду тебе старшей сестрой, не смей мне указывать, что мне говорить тебе, а что не говорить! Только если я умру, вы станете старше меня!
– Не поеду я никуда!!! Пошла к черту! Дешёвка!!!
Тем временем мы уже подъехали к дому родственников на Истоке, и папа напрасно старался успокоить нас.
– Дети, дети… Ну зачем вы так… Успокойтесь, пожалуйста…
А мне стало так плохо… Кинув брату ключи от машины, выбежала на дорогу и, поймав частника, уехала в город… Слёзы застлали глаза…
– Дешёвка!!! Дешёвка!!! – как будто неслось мне вслед…
Время – пять часов утра.
Сойдя на плошади Советов, поняла, что мне некуда идти. Кругом бело от снега, тихо и пустынно. И лишь холодно мерцали далекие равнодушные звезды на предутреннем бледном небе. Позвонила мужу в Корею и разрыдалась… Нажаловалась…
– Где ты сейчас? Ты же с деньгами ходишь, опасно, возьми себя в руки, садись на трамвай, не ходи по улицам одна… – увещевал меня муж.
Через некоторое время деньги на телефоне закончились, и я осталась совсем одна… Дошла незаметно до рынка… Редкие прохожие шарахались от меня… А я ничего не видела, лишь звонкий отстук каблучков отдавался в душе: “Дешёвка… Дешёвка… Дешёвка…”
Боль снова и снова захлёстывала меня… Слова… жестокие, случайные… Как больно ранят нас… Слова… Как часто мы забываем убийственную силу слов… И не замечая этого, раним своих самых родных людей…
Наконец сев в трамвай, прижав к себе сумку с деньгами, на которые должен был уехать братишка, и отдалась своим воспоминаниям.
Неужели это я… Ведь я просто хотела как лучше… Чтобы он посмотрел мир, почувствовал вкус денег…
И вспомнила, как я умирала. Прошло пять лет, неужели я так сильно изменилась, не могла себя понять.
Летом двухтысячного года, после смерти дочери я была в ужасной депрессии. И однажды разругалась с пьяным зятем. Да так, что попала в больницу. Трое суток лежала без сил, не могла ни есть, ни спать, ни встать. Не было желания жить… Всё казалось бессмысленным и примитивным… И если бы у меня были тогда силы, чтобы подняться с кровати, я бы покончила с собой. А чёрное дыхание смерти манило и звало… Обещало успокоение больной моей измученной душе… И встречу с дочкой, так страшно и быстро вырванной из моей жизни…
Теперь я понимаю самоубийц… Нужно иметь очень сильную волю, чтобы не поддаться чёрному и властному зову вечности…
На третьи сутки приехала сестрёнка и, увидев моё состояние, поехала в дацан, “возвращать мне душу”. Есть у нас такое понятие… В буддизме…
Мне стало лучше после этого, но долго еще помнила это пугающее состояние – между жизнью и смертью. На волоске… А длинными больничными вечерами рассказывала девчонкам из своей палаты разные истории из своей жизни и необыкновенную историю своей любви, бережно перебирая в памяти все свои cчастливые дни, как жемчужинки нанизывая их на хрупкую нить памяти. Смеясь и плача, вспоминала, вспоминала, вспоминала. Находя в этом смысл жизни, и возвращая себе жажду жизни.
А девочки говорили мне:
– Надя, запиши всё это. Ты так хорошо и интересно рассказываешь, это надо записать.
Тогда я поняла, что очень мало видела в своей жизни и дала себе слово, что буду жить – несмотря ни на что. Тогда мне было всего двадцать четыре…
А при выписке Елена Григорьевна, мой лечащий врач, сказала мне:
– Надя, не было у тебя никакой гинекологии, это у тебя на нервной почве почки отказали, береги себя, постарайся не нервничать, помни – у тебя – сын.
Так неужели в погоне за деньгами я забыла, как коротка и быстротечна жизнь, и нет ничего дороже родных и близких, – спрашивала себя вновь и вновь. Ну почему всё упирается в деньги… Деньги… Но без них нет настоящей свободы, свободы видеть мир, свободы делать то, что хочешь, и дарить своим любимым то, чего они достойны… Деньги… И семья…
Вспомнила, как однажды мама, когда мы разодрались в детстве в очередной раз, посадила нас всех шестерых перед собой и рассказала нам о своем одиноком детстве.
Мама у нас приёмный ребёнок, её отдали в дети, когда ей было всего тридцать дней. С трёх лет бабушка подсадила её на лошадь, она была чабанкой, и дочке, нашей маме, довелось испытать все тяготы трудной кочевой жизни. Учась в школе, возвращалась она домой за восемь-десять километров. Бывало, что приходилось в зимнюю стужу отгонять волков от лошади, запряженной в телегу, поджигая клочки бумаги и бросая их в клацающие морды голодных хищников.
– Я всю жизнь мечтала, что у меня будет много детей, потому что только родным небезразлична наша жизнь, а я всегда была одна! И если вы не будете дружны между собой, то любой вас сломает поодиночке!
И показывала нам веник. Ломала прутики по одному и давала нам пробовать сломать пучок. Мама… Твои слова врезались в память на всю жизнь, и мы помним это всегда.
Прошло три часа, я более-менее успокоилась, заехала в госпиталь к тибетологу, надо было отправить мужу лекарство, сходила к своему мастеру в “Сибирячку” и сделала причёску. А затем зашла в ателье и сделала три художественные фотографии. Заказала три больших портрета и пятнадцать фотографий формата “девять на двенадцать”.
Братишка на вокзале извинился, конечно. Обнял меня, поцеловал.
– Прости меня, адяа…
– И ты меня прости… Удачи тебе!
Он уехал… А фотографии я получила лишь на следующий день. И раздала их своим друзьям и родным, а со следующей партией отъезжающих отправила мужу и сестрёнке в Корею.
Подруга отругала меня:
– Ты что?! Зачем столько штук заказала? Не к добру это…
Что я могла ответить… Запомните меня молодой и красивой…
13.12.2008.