С Баярмой я познакомилась на встрече одноклассников мужа, у них было пятнадцатилетие после окончания школы: в тот июльский день собралось почти сорок человек, с жёнами и мужьями. Я на тот момент ещё не всех знала, всё-таки разница в шесть лет, да и разъезжаются многие после школы, обычно, а тогда даже из Москвы приехали. Праздник прошел весело, как обычно, конкурсы разные, борьба, футбол, ну и, конечно же, пировали от души, всё-таки в лесу, да в компании друзей и пьётся и кушается веселей. Мой дорогой напился и мирно спал под кустиком, а мне как-то всё равно было, его же одноклассники, знают, были бы мои, неудобно было бы. Ну, так вот, сидим, значит, уже под вечер за столом, песни поём, и тут меня кто-то тихонечко дёргает сзади. Оборачиваюсь – Баярма, которая сидела от меня через одного человека. Говорит что-то мне. Прислушалась, а она: “Пойдём, выйдем один на один?” Я, конечно, в шоке, с какой такой радости с этой тётенькой драться. Перепила, видимо. Спрашиваю, зачем? Отвечает, мол, сидишь тут, песни распеваешь, когда муж под кустом валяется, типа из-за таких, как ты, и пьют мужики. Не знаю, что она хотела, может, мне надо было тоже рядом с моим полежать под кустом. Короче, отвернулась я от неё, продолжаю петь, но тут она уже громко начала наезжать на меня, хорошо, что Чингис сидел напротив меня, всё-таки авторитет у него огромный, я ему шепнула, а он так посмотрел на неё через очки, что она заткнулась и не приставала больше ко мне. А мне всё-таки так гадко стало на душе, не хватало ещё, чтобы вот так вот со мной обращались из-за пьяного мужа. Потом он протрезвел, конечно, и остаток вечера провёл более-менее нормально. А вот от неё мы потом все сбежали, когда поехали в деревню, высадили её возле дома, а сами поехали догуливать к одной из одноклассниц, дискотеку во дворе устроили, помню. Хорошо погуляли. В тот день многие одноклассницы мужа, не видевшие меня раньше, очень удивлялись моему выбору и его везению.

Сейчас они уже все стали мне родными, с годами всё-таки возрастная разница как-то незаметно стирается, и уже неважно, что они учились не со мной, одноклассники и всё.

А с Баярмой потом не раз общались, ведь я работала в колхозе, а колхоз на деревне основной кормилец был, в то время, конечно. У нас в селе тысяча двести человек, а в колхозе четыреста человек тогда было. Производство, налаженное с советских времен, тогда ещё более-менее держалось, это уже потом, из-за засухи да всех этих ценовых и разных политик, всё пошло прахом.

В самом начале своей работы я обнаружила, что совсем не знаю многих своих земляков. Люди приходили в контору, а я спрашивала у своих бухгалтеров, кто это. Иногда мне казалось, что это не наши, а из другого села люди, настолько они чужими казались. Наши, конечно, подсмеивались надо мной, но всё подробно рассказывали, поэтому сейчас я уже знаю всех, вроде бы.

Баярма тогда работала телятницей на гурте вместе с мужем. Потом разошлась с ним, стала жить с другим, родила ещё одного, третьего, ребенка. Затем в колхозе стало мало работы, да и она начала пить, так что к две тысячи пятому году осталась без работы, с тремя детьми на руках. Сожителя её к тому времени посадили в тюрьму, так что запила она на всю катушку…

Приехав из Кореи, я задумала отметить свое тридцатилетие дома, и решила обновить забор, а для этого позвала подкалымить дружков мужа, а с ними пришла и она, Баярма. Я, конечно, удивилась, но так как мужики были не против, согласилась. Она очень сильная, наравне с мужиками работала. Они убрали наш старый забор полностью, вместе со столбами, и поставили новый. Работали дней десять, кажется, им очень понравилось это дело. Дело в том, что я их кормила “утром, вечером, в обед”, как говорится, ну и выпивку проставляла, конечно, каждый раз за едой. А Баярме сказала, чтобы она детей приводила кормить. Маленький у неё такой славный малыш был. Она тогда уже, вся опухшая от водки, страшная стала, на мои увещевания отвечала, что не может уже не пить… Бато-Мунко с Петровичем такие же были, отёкшие, дрожащие по утрам от похмелья. Иногда звонил мой муж из Кореи, как они радовались, разговаривали с ним, хвастали, что жене его помогают.

Однажды случился у нас конфликт. Дело было в воскресенье, утром, до их прихода я открыла новый крем и не успела наложить его, как они вошли в дом, ну я и отложила его, посадила их за стол, наложила еды, а сама пошла в зал крем опробовать. И не нашла его на оставленном месте! В стенке за стеклом вроде оставила, всё кругом обшарила, пока не догадалась, что это друзья-товарищи мои постарались. Пошла на кухню и устроила им взбучку, а они сидят с такими невинными лицами, ты что, мол, мать, белены объелась?! Тогда я им объявила, что видеть не хочу таких воров в своём доме, найдутся желающие доделать мой забор и без них и т.д. и т.п. Они расстроились, конечно, и давай искать со мной тот мой злополучный крем. Мне тогда не до смеха было, крем был дорогой, а я даже не успела опробовать его, жалко.

Так мы проискали целый час, потом Баярма с Бато-Мунко ополчились на Петровича и упросили меня выгнать только его одного, так как кроме него в зал никто из них не заходил, а я даже и не заметила, в какую пору он успел прошмыгнуть туда. Я с ним попрощалась, сказала, что не ожидала от него, вроде бы друг мужа. Он хотел мне вернуть варежки, которые я им всем сшила, но я сказала, чтобы оставил себе, ноябрь как-никак. Видимо, это всё-таки добило его, так как с полпути он вернулся и показал, где спрятал крем. Мы с Баярмой и Бато-Мунко начали смеяться: Петрович, оказывается, вышел на улицу и положил крем под бумажку, лежавшую в углу у сарая, а мы-то всё вокруг обыскали и не смогли найти у себя под носом! Короче, так они все и остались доделывать мой забор, и расстались мы с ними довольные друг другом.

Месяца через два Бато-Мунко убили, ударили ножом в пьяной драке… А ещё через полгода Баярма убила своего родного брата… Наверное, тоже пьяная была… Говорили, что полностью разделала труп, да ещё и раскидала по полю… В пьяном угаре, скорее всего, и не осознавала, что делает. Инзагатуй был в шоке от жестокости и обыденности этого убийства. Дело в том, что брат этот в своё время убил своего собственного отца и зарыл его у себя дома в картошке. Отсидел недолго, отпустили из-за туберкулёза в последней стадии, но он что-то долго ещё жил на свободе. Мы ещё смеялись, что проспиртовался насквозь и его туберкулёзные палочки опьянели и забыли про свою работу.

Баярма не воспитывалась у своих родителей, была отдана в другую семью, бездетную. Вроде бы и в нормальной семье росла, единственный ребенок, хорошо училась. В юности такие стихи писала, сокрушалась потом тётя Зина, приёмная мама её… Видимо, первый муж её сильно бил, пил, вот и она начала потихоньку пить с ним, женщины быстро спиваются…

Жалко детей её, старший сын у неё умничка, уже взрослый парень, лет восемнадцать, наверно. Дочка в детстве руку кипятком обварила, пенсию по инвалидности получала, вроде. Она у неё тоже хорошо учится, кажется. А младшему сейчас где-то лет шесть-семь всего…

Почему-то частенько думаю про неё, где-то она сейчас находится, что с ней, о чём думает в одинокие свои тюремные будни…

11.04.2010.