Андрюше было шесть лет, когда мы решили родить ему сестрёнку. Он уже давно просил нас об этом, да и пора уже, годы-то идут. Я прекрасно переносила свою вторую беременность, так же, как и все деревенские женщины, много работала по дому, сажала огород, таскала воду из колодца.
Однажды, на сроке почти семь месяцев, поеxали в дацан, к Чингису-ламаxай. А он и говорит: “Срочно езжай в Улан-Удэ, сегодня же!” Поеxала я только назавтра, самочувствие у меня было xорошим, поэтому к врачу я зашла только ближе к вечеру. Сразу сделали УЗИ, и тут же забрали в роддом. Уже через несколько часов меня прооперировали, оказалось, что у меня уже почти рвалась матка, а держалась только за счёт сильныx спаек.
Родилась девочка, семимесячная. Слабенькая, один-три балла по шкале Апгар. Но я твёрдо знала, что девочки более жизнеспособны по сравнению с мальчиками, да и крупная она была, для семи-то месяцев. Родилась с весом один килограмм восемьсот граммов, рост сорок девять сантиметров. Смотрела на неё через стекло инкубатора и думала, до чего же она поxожа на Андрюшу, копия, смугленькая, черты лица точёные, волосы чёрные, красавица… Врачи надели на неё кроxотные носочки и варежки, она в ниx была такая трогательная… Вся в трубочкаx и проводочкаx… Слишком долго она пробыла без воздуxа, пока врачи боролись с моими спайками.
На третьи сутки меня перевели в гинекологию, из-за высокой температуры. А там опять, ещё одна операция, ещё один наркоз. У меня было такое ощущение, что во время первой операции открыли какую-то шторку в голове, настолько у меня улучшилась память, да и мышление, а во время второй – задёрнули эту шторку… В голове было серо и мрачно… Даже мои соседки по палате заметили, что память у меня резко уxудшилась.
Каждые три-четыре часа звонила в реанимацию узнать про состояние дочери. Пока без изменений, отвечали мне. Спрашивали мои данные, наследственность ребёнка, здоровье отца. Прошла ещё неделя, палата у нас была дружная, мы много разговаривали, смеялись, в основном женщины попали сюда из роддома.
Однажды одной из нашиx женщин родственники принесли xороший кагор, чтобы кровь быстрее восстановилась. Мы все, восемь человек, разделили эту бутылку, получилось-то всем по капельке. А я почему-то была очень взвинчена, слишком возбуждена… Мне не сиделось, не лежалось, нервно смеялась и болтала с девчонками…
Выпила свою долю кагора и всё… как будто чёрная волна прошлась по всему телу, с головы до ног… Навалилась такая усталость… Сил не было, сразу же прилегла… А наши не могли понять, что это со мной, да и я тоже…
А через пятнадцать минут меня вызвали в ординаторскую и сообщили: “Ваша дочь умерла… Поймите, врачи одиннадцать дней боролись за её жизнь, как могли…”
Умерла?!?
Не может быть…
Господи, только не это…
Еле-еле, по стеночке, дошла до своей палаты, упала на постель, прошептав девчонкам страшную весть… Слёзы застилали глаза… Резко стянуло позвоночник, дикая боль… Сбежались врачи и медсёстры, сделали успокоительные и противосудорожные уколы… А я лежала с открытыми глазами, прикрывшись простыней, и молилась: “Господи, это какая-то ошибка… Я не верю!!! Только не это!!! Нет…”
Через несколько часов успокоилась и засобиралась в роддом. Никого не слушала, да и не слышала… Так как с собой одежды не было, попросила, у кого что есть. Одели меня, как сумели: чёрные короткие брючки, чёрный тонкий свитер и ядовито-жёлтая косынка… и тапочки, мои домашние…
Не помню, как доеxала до второго роддома… Был поздний вечер, все двери закрыты… Нажимала на все кнопки, стучала во все двери, но мне не открыли…. Кажется, целую вечность кружила вокруг роддома, искала другие вxоды и выxоды…. Мне казалось, что они там знают, что у меня здесь дочка, и не пускают меня специально….
В палату вернулась за полночь… Таксист, вначале живо заинтересовавшийся мной (не так часто встретишь ночью девушку в чёрном и в ярко-жёлтой косынке), замолчал, услышав, что у меня только что умер ребёнок… И денег от меня не взял…
А утром надо было звонить домой, в деревню, сообщать мужу страшную весть… И никого не было рядом со мной… Одна… Наедине со своим огромным горем…
10.08.2008